Любовь? Кузгун меньше всего на свете вновь хотел любить. В его сердце навсегда было отдано место для другой девушки, и он никогда не сможет поселить туда кого-то ещё.
Даже Дилу. Тем более Дилу.

Он не хотел обманывать девушку, не хотел давать надежд, которым не суждено сбыться.

-Дила, – произнёс Кузгун. – Я не люблю тебя. Без всяких “может” или “возможно”.

Он знал, что причинял девушке боль, но так было правильно. Лучше знать сразу, чем надеяться, а потом разбиться.

-Я люблю другую, Дила.

От его слов девушка дернулась, будто кто-то невидимый ударил её хлыстом.

Другая? Дила не понимала этого. Как Кузгун мог быть с ней, когда есть женщина, которую он любит? Как мог целовать её? Касаться её?

Ей казалось, что лёгкие наполнились огнём и воздух прекратил поступать в них. Она не могла сделать и вздоха.

Девушка хотела сбежать, хотела кинуться в объятья Кузгуна, хотела, чтобы он не говорил этих безжалостных слов, чтобы любил её. Ей хотелось никогда его не знать. Ей хотелось всегда быть рядом.

Дила попыталась убежать, но Кузгун догнал её и схватил за локоть. А потом прижал к себе и просто гладил по голове.

-Зачем ты так со мной? – произнесла Дила. – Почему ты так жесток? Что я тебе сделала? А она? Как ты ей будешь смотреть в глаза после случившегося?

-Не буду, Дила, – он привычно погладил шрам на ладони. – Она умерла много лет назад. Ты спрашивала почему я здесь? Потому что это моя тюрьма, Дила. Моя, персональная.

Кузгун не заметил, как начал кричать. Он столько лет молчал, съедаемый своим горем.

-Она погибла, Дила. Оставила меня. А я… Я должен был быть с ней. А я не был, Дила. Я должен быть там, вместе с ней. Должен был погибнуть, а я живу. Её нет, а я дышу.

Мужчина сел прямо на снег. Казалось, что силы покинули его. Боль давила на него своим грузом.
Дила села рядом, укачивая Кузгуна в своих руках. Сердце девушки разрывалось вместе с его. Боль мужчины теперь была и её.

-Расскажи мне, – попросила Дила. Она боялась знать, но это было необходимо им двоим.

-Мы познакомились при странных обстоятельствах, – рассказывал он, глядя в одну точку. – Но я полюбил её почти с первого взгляда. Она была совершенно другой, не такой, как все. Мы готовились к свадьбе, должны были купить кольца.

Кузгун вдохнул и выдохнул. Потом посмотрел на Дилу.
-Знаешь, раньше я был другим. У меня был бизнес, большие деньги. Я считал работу, чем-то важным. А она оказалась лишь вспышкой. Ничего не значащий пшик!

Глаза мужчины блестели от непролитых слез.

-Я задерживался. Нужно было срочно решить дела с поставщиком.

Кузгун закрыл глаза и картинки прошлого вновь возникли перед ним. Словно не было этих лет, он помнил всё до малейших деталей.

-Я уже подъезжал к площади Султанахмет, когда раздался громкий хлопок, а потом толчок, словно земля вздрогнула. Я вышел из машины, люди кричали. Но я не знал причин, я кинулся туда, где должна была стоять она. Вокруг была кровь, люди лежали на земле, кто-то кричал. Она лежала там, придавленная обломками. А я не успел ей помочь. Я мог быть с ней. Мог приехать раньше и увести оттуда. А я не пришёл. Она ждала меня, Дила, а я был занят работой.

Мужчина до боли сжал кулаки и снег в них таял, стекая струйками на землю. Он что-то прорычал сквозь зубы, а затем со всей силы запустил снежный ком в белоснежную даль.

Эта боль жила в мужчине и он знал, что она всегда будет жить в нём. Через год, два, десятилетие. Он заточил себя в этой хижине в Каппадокии, создав для себя персональную тюрьму. Кузгун наказывал себя. За то, что не защитил, за то, что опоздал, за то, что его любовь оказалась не настолько сильной.

Он снова всё потерял. Снова оказался слаб и не смог уберечь человека, которого любил.

Поэтому нет, в его жизни никогда не будет места для Дилы. Как бы он не хотел этого, как бы он не возжелал увидеть, хоть призрачную возможность для них. Самым лучшим решением было не тешить ни себя, ни Дилу пустыми обещаниями.

Она уйдёт из его жизни, точно также, как появилась. И он останется в хижине одиноким вороном.
Так было бы лучше для всех.

Они долго сидели прямо на снегу, тесно прижавшись друг к другу.

-Как давно это произошло? – спросила Дила. Она знала о периодических террористических актах, которые случались в Турции. Но как и большинство людей, которых трагедия не затронула лично, девушка быстро забывала о случившемся. Молясь, чтобы её близкие были живы.

Она не понимала тех, кто шёл на убийства людей. Кто мог одним нажатием кнопки уничтожить сотни, тысячи жизней? Убивая и разрушая навсегда тех, кто останется жив.

Дила не могла понять этой жестокости, не могла ничем оправдать принесенных жертв. Разве мало они страдали? Сколько боли перенёс турецкий народ. Да и не только турки… Весь мир. Обычные люди, жизнь которых далека от власти и политических игр. Ведь ни одна жертва не касается сердец тех, кто сидит на Олимпе этого мира.

Для той верхушки люди не больше, чем жалкие муравьи. Им всё равно, что умрёт какая-то девочка, которая вот-вот должна была стать чьей-то женой. Что у них впереди была жизнь, мечты, планы, надежды.

Что после смерти одной из миллиона останется мужчина, который запрет себя в своей боли.

-Знаешь, – произнесла Дила. – Когда умерла моя мама, я почти не плакала. Отец, брат, они задыхались от слёз, а я не могла. Я слышала, как люди говорили, что я просто мала, кто-то возмущался, что я бессердечная. Я так хотела рыдать, хотела, чтобы боль, которая сидела внутри меня, прорвалась. Я хотела кричать, хотела выть от страха, от потери, хотела бить до боли стены, но я не могла. Мама ушла, и часть меня ушла вместе с ней. Я, словно, оказалась заперта в этом теле.

По щекам Дилы текли обжигающие слёзы.

-Потом отец отправил меня в Лондон. Я оказалась ещё больше заперта в себе. Никому не было дела до того, что я чувствую, что съедает меня. Я научилась жить на полувздохе… Пока не встретила тебя.

Ей показалось, что Кузгун дёрнулся от её слов.

-Впервые за много лет, я почувствовала себя свободной. Словно оковы рухнули, – Дила улыбнулась сквозь слезы. – Та девушка, она навсегда останется частью тебя. Но как бы ты не хотел её вернуть, как бы не винил себя в её смерти, ты не сможешь ничего сделать. Я столько раз задавалась вопросом: могла бы я что-то изменить? Могла бы я спасти маму? Но всё это бессмысленно, Кузгун. Мы не сможем повернуть время вспять. Зато мы можем жить так, что они, сидя там на небесах, будут гордиться нами, будут счастливы за нас. Ведь они любили. И я уверена, что продолжают любить.

-А если нет? – спросил Кузгун. – Если она ненавидит меня?

Дила улыбнулась, развернулась так, чтобы смотреть мужчине в глаза.
-Она любит тебя, – девушка провела ладонью по его щеке. – Всё также, как тогда.

Он взял её ладонь в свою и коснулся губами.
Хоть боль и не утихла, но впервые за долгое время, мужчина не чувствовал себя потерянным.

Series Navigation