Я уже забыла какими холодными бывают ночи в Стамбуле. Ветер гуляет по тихим улочкам, заполняя город мелодией души. Кварталы замирают в преддверии нового дня. Медленно покачивается фонарь во дворе, а я думаю  о том, как человек быстро забывает об одиночестве, и как больно принимает то, что он вновь один.

В доме тихо, слышно, как стучат часы в гостиной. Его часы. Ферман увидел их в Италии. Седой дядечка в очках с толстой оправой долго не хотел продавать реликвию. Говорил об их ценности для себя, рассказывал историю их создания и то, как важна забота о механизме, которую не каждый способен соблюсти.

Но узнав, что Ферман хирург, старичок вдруг пошел напопятную.

– В твоих руках припрятано золото, – сказал он. – Ты сможешь уберечь драгоценность, скрытую в этих часах.

Италия. Мы были так счастливы в те дни. Стены, которые мы возвели друг от друга, вдруг рухнули. Не было ни госпожи директора, ни господина доктора. Остались мужчина и женщина. В те дни этого было достаточно.

Оконное стекло холодило мой лоб. Я горела и зябла одновременно. В такие минуты Ферман накидывал на мои плечи плед, а потом обнимал так крепко…

Сегодня плед лежал на диване рядом с книгой, которую накануне читал мужчина.

Я прошла на второй этаж, разделась, с тоской поглядывая на кровать. Впервые я боялась того холода, что таился внутри неё.

Мне уже приходилось ночевать здесь одной. Ферман часто задерживался в больнице, переживая за пациентов, которых оперировал. Но сегодня… Сегодня эта постель оказалась действительно пуста. От холода не спасало даже пуховое одеяло.

Мне снилась его улыбка. Мы гуляли вдоль Босфора, держась за руки, смеялись. Мне так хотелось остаться в этом сне.

Я открыла глаза, почувствовав аромат кофе. На прикроватном столике стояла моя любимая кружка с белым медвежонком – подарок Фермана на одну из годовщин.

«Мне нужны были пара книг, – прочитала я на записке, примостившейся рядом с кружкой. – Не хотел тебя разбудить. Твой утренний кофе, в пакете свежий симит. Не проспите работу, госпожа Белиз».

Я сидела в кровати, завернутая в плед, которым накрыл меня утром Ферман, осознавая, что эта постель всегда будет холодной без него.